— Женское дело — это заботиться о слабых и несчастных! — проникновенно продолжал хитрый Полинин брат. — О брошенных и забытых! О тех, кто вплотную подошел к инфаркту миокарда, не спя…э-э-э… не смыкая глаз ночи напролет! Думая о том, где могут быть их сестры и какой опасности они подвергаются!
— Да ладно, что ж теперь… — Пулька подумала, пощелкала языком и решительно заявила: — Я скажу всем, что ты собираешься квартиру переделывать. Соседнюю купить и к нашей присоединить. Вот и задумался, как все это будет. Когда люди задумываются, они иногда вслух чего-нибудь бормочут, если даже и не сумасшедшие. Тетя Наташа утром тоже что-то бормотала. Когда мы с крапивой возились. Сама листья ощипывает — а сама бормочет… Кажется, сердилась. Но не очень! Бэтээр, ты заметил? Тетя Наташа вообще никогда не сердится.
— Для него же лучше, если не приснится. Я лучше розовую линейку во сне буду видеть, чем всяких…чертей. Даже если в ней все тридцать сантиметров.
— Ну что вы, — успокаивающе сказала Наталья и даже доверительно коснулась его плеча. — Я же говорила о детях, которые живут в обстановке домашнего террора, в результате чего вырастают маньяками и убийцами… Или кем-нибудь еще хуже…
— Знаешь, что, — наконец торжественно заявила Пулька. — Мне кажется, тетя Наташа согласится. Скоро. Может, уже даже завтра.
— Или до земли, — хором сказали Вера-Надя.