— Но если бы ты сказал: «Мидори, я тебя хочу. Тогда все будет хорошо», я бы, наверное, согласилась. Только ты не думай, пожалуйста, что я это говорю, чтобы тебя обольстить, или нарочно тебя возбуждаю. Я просто хочу тебе откровенно сказать, что я чувствовала.
Неестественность рассказов Наоко была в том, что она рассказывала их с каким-то напряжением, словно чего-то не договаривая. К этому относились, конечно, вещи, касающиеся Кидзуки, но я чувствовал, что это не все, о чем она избегает говорить.
На этом разговор закончился. Она продолжила шагать на восток, я пошел чуть позади.
Мидори долго молчала на своем конце линии. Одна тишина тянулась, точно все моросящие дождики в мире орошали лужайки на всем земном шаре.
— Ну какой же ты прямодушный! Трудно догадаться, что ли? — недоуменно сказала Мидори. — Но ты скажи, почему квелый такой?
Она какое-то время смотрела на поднимающийся прямо вверх дым сигареты.