«Надо сказать Рону, во что бы то ни стало сказать...» Хватая ртом воздух, полуослепший от боли, Гарри сел. Он с трудом сдерживал подступающую рвоту.
— Я привел эту женщину с собой, — сказал Дамблдор. — Она ждет за дверью. Могу я уже?..
— Эй! Я староста. Если еще хоть один снежок попадет в окно... Уй! — Он быстро убрал голову, лицо было залеплено снегом. — Это Фред и Джордж. Уроды. — И захлопнул окно.
Он посмотрел на преподавательский стол. Тут картина была совсем другая. Дамблдор был поглощен разговором с МакГонагалл, у обоих озабоченные лица. Профессор Стебль, подперев «Пророк» бутылкой кетчупа, читала первую полосу с такой сосредоточенностью, что не замечала, как с ее ложки, застывшей в воздухе, капает на колени яичный желток. А на дальнем конце стола профессор Амбридж поедала овсянку. Раз в кои веки ее выпученные жабьи глаза не обшаривали зал в поисках нарушителей дисциплины. Насупясь, она метала в рот ложку за ложкой и время от времени злобно поглядывала на занятых беседой Дамблдора и МакГонагалл.
Гарри сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. О пять начинала болеть ушибленная голова. Больше всего на свете он хотел уйти из этой кухни, от этих Дурслей.
— Будьте здоровы, — говорил Люпин, по очереди пожимая руку ребятам. Последним был Гарри, остальные уже прощались с Тонкс. — Слушай, — он понизил голос, — я знаю, ты не любишь Снегга, но он превосходный окклюменист, и все мы, включая Сириуса, хотим, чтобы ты научился защищать себя. Так что старайся, ладно?