— Посажу на два года, — холодно пригрозила Марина, — а сама останусь в этой комнате.
— Прекрасная работа! — восклицал Тарасюк, любуясь разгромленным сейфом. — Это чекан, только чекан. Какая чистота пробоя! — с удовольствием говорил он. — Медленный закал стали, пятидюймовый клюв, двухфутовая рукоять. Чудесное оружие! им лучшие шлемы пробивали, ни один доспех не держал. С чеканом даже секира не сравнится, тут вся кинетическая энергия удара сконцентрирована в одной точке — а тело весом в два английских фунта у боевого чекана: бронебойный снаряд! Правда, у бердыша рукоять вчетверо длинней, но его парировать легче, принять древко на клинок, и в свалке не развернешься…
Короче, плюнули, махнули: взяли боцмана в долю. Боцман был мужик крепкий, но присел на стул и попросил водички: что-то худо ему стало. Сильно огорчился увиденному.
Название это родилось позднее, и не у него, но название его мало заботило, потому что Фима был нормальным советским материалистом и прекрасно знал, что было бы дело, а название ему всегда найдется.
— А может, мне к вам еще не надо поступать, — успокоил посетитель. — Так учат? Или нет?