Тиролец соглашался слушать об Эйзенштейне, но решительно глох, когда речь заходила о шляпе.
— И двери не закрыли, — со скрытой укоризной сказал Алик Скуратов, кандидат с внешностью молодого Робинзона Крузо.
А Хачатуряна сопровождают по мраморной аллее в замок. На крыльце ему отвешивает поклон уже просто какой-то церемониймейстер королевского двора, и Хачатурян начинает сомневаться: правильно ли он одет, может быть, уместнее было бы явиться в смокинге… но его же об этом не предупреждали, да и время дневное, встреча неофициальная… да он и сам, в конце концов, великий человек! чего там…
Свой путь земной пройдя до половины и вступая в гамлетовский возраст, Фима, кремневый деляга, влюбился, как великий Гэтсби.
Но обвиненные в разврате статуи и на этом ведь не оставили в покое. Трудно уж сказать, кто именно из свидетелей надругательства и куда позвонил, но только опять приехал «Москвичок» с ребятами, которые оттуда уже не вылезли, а выпали, хохоча и роняя свой ящик.
«Свердлов» замирает точно в предназначенной ему позиции, напротив Адмиралтейства, и начинает постановку на бочки. И тут до всех доходит, что бочек никаких нет. По той же причине — раз нет «Кирова», значит, не нужны ему здесь и бочки, а насчет приказа «Свердлову» на срочный переход — не портовой службы это собачье дело, им об этом знать раньше времени, вроде, и по штату не полагается. Короче — не к чему швартоваться.