— Достаточно поразмыслить и все получится, — сказала она.
Было уже слишком поздно, чтобы вернуть Марселлина к жизни. Слишком поздно и мы все это знали, но отказывались принять. В особенности я. Что меня беспокоило, так это мое первое «убийство». Могу вас заверить, это все равно как распотрошить совершенно живого человека, который только что сказал вам «Привет!», и чуть позднее взирать на его недвижное, словно засохшее дерево, тело!
— Да-да, профессор Разорбак, — признал мой братец уважительным тоном, — мы как раз вас и вспоминали. Мы думаем, что раз вы сейчас стали богатые и знаменитые, вам потребуется финансовый консультант присматривать за вашими интересами. В конце концов, вы вдвоем и мадемуазель, вы все равно как рок-группа. Вам нужен импресарио, который позаботится о вашем имидже, который будет заниматься вашими контрактами, который…
После суматохи во Дворце Конгресса я неделю просидел дома совершенно один. Я убедился, что одиночество легче переносить в состоянии эйфории, чем в расстройстве, но страдал я от этого ничуть не меньше. С другой стороны, чего же я жду? Толпы почитателей, осаждающих наш дом по всему периметру? Есть ли мои фото в газетах, нет ли, — каким я был Мишелем Пинсоном, человеком одиноким, таким я и останусь.
— Да я и сам уже думал, что же такого хорошего было в моей жизни? Ничего не могу вспомнить, в том-то все и дело.