Я был потрясен. Этого нельзя было сказать про Рауля, который стал внимательно разглядывать материю.
Мы скрестили пальцы. Удачи, Жан. «Черт возьми, — сказал я сам себе, — сейчас этот счастливчик наконец откроет, что там, за смертью. Узнает самый большой из всех секретов. Великую тайну, с которой столкнется каждый из нас. Вот сейчас он ее откроет и скажет нам: „Смерть — это то-то и то-то“. Или наоборот: „Смерть — это совсем-совсем другое“. Счастливчик». Амандина пожирала его глазами. «Счастливчик. Мне, наверное, вместо него бы следовало отправиться. Да. Так и надо было сделать», — думал я, а камеры работали полным ходом, чтобы не упустить ни единой миллисекунды этой сцены.
— Я не мог идти дальше, — пояснил Феликс. — Еще сантиметр и моя серебряная пуповина тоже бы лопнула, а тогда… «чао, бамбина, сорри».
— Вы не пользуетесь палочкой, — заметил я.
Президент Франции вытаращил глаза. Впервые он столкнулся с такой Стефанией Чичелли. Он хорошо знал качество наших результатов. Надо обладать непоколебимой волей, чтобы регулярно флиртовать со смертью, и эта маленькая круглая итальянка такой волей обладала. Никто, ни единый орган власти — хоть государственной, хоть моральной, хоть религиозной, — не заставил бы ее уступить. Он уважительно отсалютовал Стефании.
Вокруг видны сегодняшние покойники, также устремляющиеся к манящему свету, нетерпеливо стряхивая с себя свои пуповины. Среди них серебряным шнуром бьется оторванная нить Розы. На мгновение проносится мысль, что все кончено. Но нет, Фредди считает, что ее еще можно вернуть. В то же время он сигнализирует нам, что пора проследить за защитой своих собственных пуповин.