— В двадцать лет он уже будет великим мудрецом. А что, если вот так и получаются Моцарты? Он просто был реинкарнацией другого поразительного музыканта, а родители это сразу же поняли.
При всем при этом страх перед смертью не исчез окончательно. Теперь люди знали, что смерть — это ни абсолютный рай, ни абсолютный ад. Смерть — это «что-то еще». Тайна оставалась тайной.
— Шесть… пять… четыре… три… два… один… Пуск!
Шесть… пять… четыре… три… два… один. Пуск…
— Феликс, ты чего это все время на полусогнутых?
— Чем дальше вглубь, тем теплее становится атмосфера. Тем быстрее поворачиваются стенки цилиндра. У меня было такое впечатление, будто я очутился внутри вращающейся мельницы и там, в глубине, меня сотрет в порошок. Это ощущение скорости резко контрастировало с той терпеливостью и замедленностью, которую проявляли туземные души. И напротив, у меня эти столь быстро крутящиеся стенки создавали желание мчаться туда как можно быстрее!