Она торопится, рвется вперед, ее не стесняет никакая пуповина, она мчится по дороге в Непознанное!
Амандина тщетно стучалась в его наглухо запертую дверь. Когда позвонил Рауль, чтобы по крайней мере нанести что-то новое на карту, Жан отрезал: «Черное, там все черное и одни только жуткие страдания», после чего бросил трубку.
— Вы хотите вернуть ее на землю, мы вас правильно поняли?
Но любопытство вечно держит верх. Нам так хотелось узнать, что же идет после Моха 2.
— Надо подать сигнал тревоги, — сказал я. — Надо, чтобы люди прекратили кончать с собой и даже танатонавтировать. Слишком опасно!
Все происходило очень быстро. Я пережил свое рождение, вот мать меня заставляет есть кашу, вот я вновь боюсь высоты, когда отец развлекается тем, что подкидывает меня в воздух, вот мои первые прыщики и вызванный ими стыд, вот я попал под машину, гибель заключенных Флери-Мерожи, первое самоубийство Феликса, улюлюкающая толпа во Дворце Конгресса, оскорбительные письма, угрозы и мое вечное чувство вины. «Убийца! Душегуб!» — бросают мне в лицо люди, чьи имена я позабыл. «Убийца, убийца, убийца, убийца», — твердит внутренний голос. «Ты убил сто двадцать три невинных». «Сожалею, Мишель, но вы, честное слово, совершенно не мой тип». Недобрые воспоминания переплетаются со старыми кошмарами.