Раввин говорил и я постепенно приходил в себя. Наваждение кончилось. Смерть, я уже победил тебя, когда ты была женщиной в белом атласе. Ты меня уже не соблазнишь, даже появившись в облике Рая.
— Нам было лучше остаться в своем невежестве. Оппенгеймер тоже сожалел об изобретении атомной бомбы.
— Американцы, японцы, англичане… Он только о них и говорит. Он ничего не понимает. Впереди работы — начать и кончить. Мы можем продвигаться только шаг за шагом, и к тому же принимая какие только возможно меры предосторожности.
Одно яркое пятно осталось. Это тот самый центральный свет, что показывает нам дорогу. На его фоне я вижу тени своих друзей. Я присоединяюсь к ним. Каждый сражается с монстром. Со своим личным чудовищем.
Мы побывали в их культовых местах и многое узнали о различных церемониях. Выяснилось, что в памяти всех религий хранится техника полетов. И неважно, как ее называют сами служители: «благая молитва» или «прикосновение к божественному миру».
— Скорей, — закричал я, — еще не поздно, надо починить хотя бы один пусковой трон и мы его вернем, пока его душа не достигла мира мертвых!