Я ухмыльнулась. Принцесса умела быть убедительной.
Фиалк перемахнул через расщелину, и мы увидели лагерь.
Огненный шар раскрылся, как цветок, у нас над головами. Маленькое солнце осветило скалы и пропасти; пропал бурый туман, смягчились тени, как языком слизало ужас и слабость, охватившие меня при виде этого жуткого места.
— Не сегодня. И не завтра. Такие раны плохо лечатся. Но он перестанет стареть; с сегодняшнего дня он будет потихоньку становиться моложе. Через десять лет станет крепким стариком, через двадцать — пожилым человеком, а лет через пятьдесят станет таким, как был… до того, как его накрыло.
Вокруг неслись, смазываясь, черные тени холмов и деревьев, и только небо, безмятежное жемчужное небо, оставалось неподвижным. Долго это продолжалось? Сто лет. Или тысячу. И я, как ни старалась, ничего не могла сделать до тех пор, пока несущий нас поток тумана не схлынул сам и мы не зависли — на мгновение — в воздухе, между звездами сверху и черной темнотой внизу.
— Ну да, — к счастью, Гарольд говорил спокойно, — они, моряки, всегда прощаются навечно, когда уходят. Мне было десять лет.