Он пытался закрыть глаза – и не мог. Хотел опять посмотреть на экран – не мог. Чудовище, прикованное к креслу, содрогалось все яростнее, словно пробуя разорвать ремни. Пиркс смотрел на него, и это было все, что он мог еще сделать. Сам он не чувствовал ничего, никаких конвульсий. Чувствовал только, что задыхается – не может вдохнуть.
– Западная компания. Двадцать три тысячи тонн. Что там?
Шероховатая от цементных латок, похожая на скалу бетонная стена полыхала мертвенным жаром, плиты помоста слегка вибрировали, передавая телу неприятную дрожь, свет ламп маслянисто расплывался в мигающих дисках вентиляторов; одна из белых сигнальных ламп заморгала, потом погасла; вместо нее вспыхнул красный сигнал. Пиркс спустился под помост, где находились выключатели, но оказалось, что Боман опередил его: таймер был установлен на разрыв цепной реакции через четыре часа. Пиркс не тронул его, только проверил счетчики Гейгера. Они спокойно тикали. Индикатор показывал небольшую утечку – 0.3 рентгена в час. Пиркс заглянул в темный угол камеры. Там было пусто.
– Нет. Я проявляю себя тем лучше, чем больше точности, алгоритмизации, математики требует задание. Интуиция – мое самое слабое место. Мое происхождение от цифровых машин мстит за себя.
«Другие летали – ну, и я смогу», – подумал он, вернулся в коридор и через дверь напротив попал в бортовой проход.
– О, хирург знал, кто я, а она нет. Она не сразу поняла, только в самом конце операции, да и то в основном потому, что хирург смутился…