— Скарлетт, дорогая! Капитан Батлер, вы не должны обижаться на нее. Она… она всегда так — сама не своя, когда при ней упоминают имя нашего бедного Чарльза… И вероятно, нам все же не следовало сегодня приходить сюда. Вы видите, мы еще в трауре, и все это веселье, эта музыка слишком тяжкое испытание для бедной малютки.
Она недвижно стояла в холле, а мимо нее с криком, с руганью бегали солдаты. Уэйд не разжимал вцепившихся в ее юбку скрюченных от страха пальчиков. Она чувствовала, как он дрожит всем телом, прижимаясь к ней, но не могла заставить себя поговорить с ним, успокоить его. Не могла заставить себя произвести ни слова, не могла обрушиться на янки ни с гневом, ни с мольбами, ни с угрозами. Могла только благодарить бога за то, что хотя еще держат ее и у нее хватает сил стоять с высоко поднятой головой. Но когда кучка бородатых солдат с грохотом спустилась по лестнице, таща награбленное добро, какое подвернулось им под руку, и она увидела в руках одного из них саблю Чарльза, с губ ее против воли сорвался кряк.
— Ни один человек на свете, кроме тебя, не мог бы до этого додуматься! — воскликнула она и, обвив руками шею Скарлетт, поцеловала ее. — Ты самое поразительное существо на свете, ни у кого нет такой сестры, как ты.
О, великий боже! Уж не хочет ли он теперь, после всех чудовищных испытаний, через которые она прошла, отступиться от нее и не везти домой?
Скарлетт поглядела в зоркие старые глаза и поняла, что она может сказать бабушке Фонтейн всю правду без утайки в не заплакать. Никто ее отважится заплакать в присутствии бабушки Фонтейн без ее недвусмысленно выраженного поощрения.