Где-то существовал другой мир и другие люди, у них была еда и надежный кров над головой. Где-то девушки в трижды перекроенных платьях беззаботно кокетничали и распевали «В час победы нашей», как распевала она дама еще так недавно. И где-то она еще шла, эта война, и гремели пушки, и горели города, и люди умирали в госпиталях, пропитанных тошнотворно-сладким запахом гангренозных тел. И босые солдаты в грязной домотканой одежде маршировали, сражались и спали вповалку, усталые и голодные, разуверившиеся и потому павшие духом. И где-то зеленые холмы Джорджии стали синими от синих мундиров янки, сытых янки, на гладких, откормленных кукурузой конях.
Брент, повернувшись в седле, кликнул своего негра-грума.
Солнце припекало все сильнее, и Скарлетт — да и не она одна — снова поглядели на Индию. Разговоры замерли совсем, и в наступившей тишине все услышали сердитый голос Джералда — он стоял в отдалении у праздничных столов и пререкался с Джоном Уилксом.
— А ты погляди на мои, — сказала Скарлетт и с жесткой улыбкой поднесла к глазам сестры свои загрубевшие, покрытые волдырями и мозолями ладони.
Эта уверенность в завтрашнем дне порождала неуемную жажду жизни, алчную тягу ко всем ее благам, и жители графства со страстью, изумлявшей Эллин, предавались радостям бытия. У них было уже достаточно денег и рабов, чтобы хватило времени и на развлечения, а развлекаться они любили. Дело всегда, по-видимому, можно было бросить ради охоты, рыбалки и скачек, и не проходило недели, чтобы кто-нибудь не устроил пикника или не закатил бала.