«Дорогой Самоша», — было написано Сандрочкиной рукой. Никто его так не называл. Старшие звали его Самоней, младшие — Самуилом Яковлевичем.
— А, ждал, — хрипловато сказала женщина, и тут он ее узнал — это была утренняя всадница.
Поскольку племянников было около тридцати, график составляли еще зимой: больше двадцати человек четырехкомнатный дом не выдерживал.
Медея села за стол, обвела глазами незнакомый дом и одобрила его: здесь было хорошо.
— Есть немножко, — отозвался Бутонов, и Нике вдруг показалось, что никакой победы не произошло.
Маша разделась, сложила свои вещи на стул. Зашла Матрена сказать «спокойной ночи». Маша улыбнулась, зевнула — и мгновенно заснула. Впервые за всю свою жизнь на Котельнической набережной она заснула легким, счастливым сном, впервые не услышала тихого проклятия, с которым зашла к ней в полночь Вера Ивановна, и дверь ужасного сновидения не отворилась в ту ночь.