— А что бы вы сделали, если бы я вас сейчас поцеловал? — спросил он глухим голосом.
— Вы Анюта? Та самая? Нет, я вас отлично знаю, отлично! Гриша мне...
Этой фразы Кукушкин, должно быть, не слыхал. Не оборачиваясь, выходил он уже из палаты. Так же, не оглядываясь, вышел он из дверей госпиталя, прошел по набережной, скрылся за углом, хотя отлично знал, что, по заведенному в госпитале обычаю, вся палата в эту минуту торчит в окнах, провожая товарища.
— Ничего, ничего, все будет хорошо, — сказал он, обращаясь не то к этой девушке, не то к самому себе, и задумчиво повторил: — Ничего...
— Садитесь, голубчик, садитесь, — и чуть не насильно усадил рыжего парня на костылях, с забинтованной ногой на свое место. — Ничего, ничего, сидите, не беспокойтесь, мне сейчас выходить.
Севшие машины уходили с поля, подруливали к своим капонирам и тут стихали. Но двух машин не было.