– Рождая все новые и новые воспоминания о том, чего не было?
Валяясь так средь бела дня – в бандаже, со стареньким Тургеневым перед носом, – я словно выпал из этой реальности. Захотелось послать все к черту. Ни одно из событий за эти три дня не случилось по моей воле. Все исходило откуда-то со стороны, а меня лишь затягивало в эту воронку глубже и глубже.
Она накрывает рукой мою ладонь на столе и улыбается. Ее улыбка напоминает весеннее солнце, вдруг пробившееся сквозь толщу угрюмых туч.
– Эй, послушай, – напираю я. – Кто из нас это начал? Вот и подбери сопли! Я потащу тебя на спине. Что бы ни случилось – мы должны выбраться отсюда, иначе оба загнемся. Тень глядит на меня ввалившимися глазами.
Юноша качает головой и жестом приглашает меня к окошку в трубе – маленькому, размером с листик дерева. Приглядевшись, я понимаю, что это окошко в небольшой дверце, а сама дверца плотно привинчена болтами к колонне. Заглядываю в него и вижу нечто вроде гигантской турбины, которая вертится с бешеной скоростью. Словно ее вращает двигатель мощностью в тысячи лошадиных сил. Или сильнейший ветер неизвестно откуда.
– В день, когда все умерли, птицам пришлось нелегко. С самого утра невозможно было понять: то ли дождь кончился, то ли вот-вот пойдет снова. Птицы летали, как оголтелые, то с веток в укрытие, то обратно. За окном стоял жуткий холод. В этот день я почувствовала, что скоро зима. От батарей под окнами стекла запотевали, и я вылезала из кровати, чтобы протереть их полотенцем. Вставать было нельзя, но мне так хотелось смотреть из постели на это дерево, птиц, небо и дождь. Когда очень долго живешь в больнице, начинаешь чувствовать такие вещи, как саму жизнь... Ты когда-нибудь лежал в больнице?