– Сестра об этом ничего не знает, – сказал он. – Идзуми в их доме считают темной лошадкой. С ней там никто не общается. Говорят: встретишь в коридоре, поздороваешься, а она не отвечает. Звонишь в дверь по какому-нибудь делу – не открывает, хоть и дома. Понятное дело, соседи ее не любят.
– Но ведь мы так долго дружили. После тебя у меня больше не было друзей – ни в школе, ни в университете. Я всегда и везде была одна и все время воображала, что ты здесь, рядом, и как это здорово. Или как, на худой конец, мы с тобой переписываемся. Все могло быть совсем иначе. И жить было бы куда легче.
– Вот-вот. Точно, стареешь. – На лице Симамото мелькнула озорная улыбка.
Идзуми опустила голову и поглядела на свои туфли – обыкновенные черные мокасины. Рядом с моими они казались совсем маленькими, словно игрушечными.
– А как мама? – спросил я. – В порядке, надо думать. Что-то в ее голосе настораживало.