– Хорошо, поверю, раз тебе так хочется. Но запомни: очень может быть, и я когда-нибудь поступлю так же. И тогда уж ты тоже мне поверь. У меня есть на это право.
Хотя кличка «Нобору Ватая» совсем не подходила нашему коту. Даже в шутку. Уж больно разросся за эти шесть лет настоящий носитель этого имени. Величать так бродягу дальше никак нельзя. Нужно что-то для него придумать, пока он опять не сбежал. Срочно. Что-нибудь попроще, поконкретнее – настоящее новое имя. Видимое, осязаемое. Такое, чтобы от клички «Нобору Ватая» ни воспоминаний, ни отзвука, ни смысла не осталось.
Я вышел на кухню подогреть кофе. Посмотрел, как крутится вентилятор, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Когда кофе был готов, я разлил его по чистым чашкам и вместе с тарелкой шоколадного печенья отнес в гостиную.
Несмотря на все это, временами одиночество накатывало на меня и резало по сердцу. Казалось, даже вода, которую я пил, и воздух, которым дышал, наполнены длинными острыми иголками; страницы книг в моих руках, словно лезвия бритв, угрожающе отливали металлическим блеском. В четыре часа утра в окружающем безмолвии было слышно, как одиночество все глубже пускает в меня свои корни.
– Любопытство – другое дело. Есть немного.
Как обычно, я дожидался Мэй на дорожке, на задворках дома Мияваки, но она так и не появилась. Прислонившись к забору, я сосал лимонный леденец, поглядывал на каменную птицу и думал о письме лейтенанта Мамия. Скоро стало темнеть, и, прождав без толку почти полчаса, я махнул рукой. Мэй, похоже, не было дома.