– Не имею понятия. Такое впечатление, что он лежал как раз в такой кислотной ванне при нужной температуре. Но как проделать что-нибудь подобное, без плазменной дуги, без катализаторов, – этого я не могу себе представить.
Он был зол. Лоб, который он непрерывно вытирал, покраснел, кожа болела, глаза горели; через несколько минут нужно было передавать очередной рапорт на «Непобедимый», а он даже не мог найти слов, чтобы описать то, перед чем находился.
Рохан медленно вскарабкался на броневую крышу, на ощупь нашел рукоять люка и открыл его. Зажегся свет. Он сполз на сиденье. Да, теперь он уже знал, что немного опьянел, наверняка отравленный метаном, он никак не мог отыскать стартер, не помнил, не знал ничего… Наконец рука сама нашла потертую ручку, толкнула ее, двигатель негромко мяукнул и заработал. Он откинул крышку гирокомпасов, теперь он знал наверняка только одну цифру – курс возвращения. Некоторое время вездеход шел в темноте. Рохан забыл о существовании фар…
– Я был с ним вместе, – сказал неестественно спокойным голосом Гаарб.
– Вы слышали, что сказал командир, – повторял он, подгоняя монтажников.
Чтобы не терять времени, Рохан вызвал к себе техникакартографа Эретта и, принимая душ, одновременно расспрашивал его обо всем, что произошло на корабле.