Джонни не стало легче, когда он услышал отзвук собственных мыслей. Наоборот, он почувствовал себя еще более несчастным и виноватым.
Чак, белый как мел, смотрел на Джонни расширенными зрачками.
Внезапно им овладела ярость, и он стал лихорадочно выгребать из ящика открытки и письма, роняя их на снег. Как и следовала ожидать, головная боль начала сгущаться у висков, подобно двум черным тучам, которые иногда соединялись, замыкая мучительный обруч. По щекам текли слезы, застывая на леденящем холоде прозрачными сосульками.
– Иногда это передается окружающим. Я им не завидую.
– Ну что ж, – сказал Баннерман. – Во всяком случае, попробовали. Я отвезу вас…
В это мгновение зазвонил телефон. Вейзак едва слышно выругался.