– Страдал? – Ее взгляд выражал жестокость, гордость и недоверие.
Герберт наклонился и зажал ладони между колен.
На самом деле он ударил ее раза три или четыре. Пока она не заплакала и не стала звать на помощь, тут он остановился и с трудом – пришлось пустить в ход все свои чары – утихомирил ее. Тогда у него тоже разболелась голова, пульсирующие яркие точки мчались и сталкивались перед глазами, он пытался убедить себя, что всему виной жара, убийственная жара на сеновале, однако не только она одна вызывала головную боль. В нем поднялась та же самая смутная злоба, что и во дворе перед домом, когда собака разорвала ему брюки, – какая-то темная и безумная.
– Ты еще пожалеешь, вот увидишь. Три миллиона читателей. А это тоже кое-что значит. Когда мы разделаемся с тобой, никто уже тебе не поверит, даже если ты предскажешь весну в апреле. Не поверят, даже если ты подтвердишь, что очередной чемпионат мира начнется в октябре. Не поверит, даже если… если… – Дис захлебнулся от ярости.
Вдруг люди начали привставать на цыпочки и вытягивать шеи. По толпе словно прошла рябь. Джонни тоже привстал: неужели Стилсон приехал раньше срока? Он услышал ровное гуденье мотоциклов, звук разрастался по мере их приближения. Джонни ослепили солнечные блики, отбрасываемые хромированными поверхностями, и вот уже около десятка мотоциклов показалось из-за поворота, где стояли школьные автобусы. Машины среди них не было. Джонни догадался, что это отряд передовой охраны.
Цыпа Гендрон отупело покачал головой. Дрожащей рукой он массировал левую сторону груди – на всякий случай. Взгляд его возвращался к фотографии. Чертовы фотографии. А если войдет секретарша? Он перестал массировать грудь и начал собирать снимки, засовывая их в конверт.