На войне за это представляют к награде, пронеслось в голове. Он начал собирать винтовку. Каждому щелчку вторило эхо, коротко и внушительно, напоминая все тот же звук взводимого курка.
– Сам напросился, – сказал Баннерман, но это прозвучало не очень убедительно. До него дошло, что первый раз в жизни он поднял руку на человека неполноценного или почти неполноценного.
Входная дверь отворилась, послышался дробный стук оббиваемой обуви, а затем четверо мужчин в клетчатых пиджаках прошли через весь зал и уселись в первом ряду. Один из них тут же начал рассказывать французский анекдот.
Он пересек Джаспер-стрит, и перед ним выросло здание общественного центра, белое и изящное в своей строгости среди сугробов посверкивающего снега.
И тут – возможно, у него просто помутилось в глазах – голубой комбинезон начал растекаться, уходить за красноватую пелену, застилать ему глаза, а желтые полосы вытянулись, расползлись, поглотили все вокруг.
– Да, она в конце коридора, тридцать пятая палата. Врачи знают, что ты можешь прийти, и она тоже. И вот еще что, Джонни. Что бы она ни говорила, соглашайся, не дай ей… умереть с мыслью, что все было напрасно.