– Приняли груза двадцать, пять можно в сторону, – докладывал Синицын.
И все равно мне очень хотелось еще побыть, я мухлевал как мог и изворачивался до последнего. Но теперь все как-то становится на свои места. Меня помаленьку отпускает, ма. И я больше не побегу.
– Ну почему ты отказываешься с ним хотя бы поговорить об этом? Ты же знаешь, как у нас испортились отношения с Коржавиными. Почему мы просто не можем позвать их в гости?
На улице было – как в чуму. Дома стояли мертвые, черные. Жители попрятались, двери на замки и цепочки, окна зашторили, головы под подушками. Бродячие псы свернулись калачиком в помойках. Фонари светили через два на третий. Людей тут не было все равно, а бесы и в темноте все видят.
Осталось на кухне посмотреть. Если и на кухне нет, тогда вообще нигде нет.
Поднялся по ступеням из подвальчика в стужу. В ветер.