Очень захотелось этих щей. Трехдневных. Со сметанкой. Хлеба туда сухого покрошить, как в детстве, как дед показывал. Баланду навести. Притопить корки в супе, но не до мякиша, а чтобы чуть-чуть еще хрустко было, подышать щами – и, обжигаясь, ложку в рот.
Как же это могло случиться? Почему он не успел? Зачем она так поторопилась? Всего два дня разрыва. Теперь ей не выплакаться, а ему не укорять ее за напрасные слезы. Ей не выспрашивать у него про тюремную жизнь, а ему не отмалчиваться. Ей не рисовать ему человеческое будущее, а ему не морщиться устало.
– Ну и ладушки. Так, а телефон-то что ты не заполнил? Вот в этой графе номер свой впиши.
На десятый раз Илья психанул, ответил ему заранее готовой эсэмэской: «Не могу говорить, перезвоню позже».
Мать сообщение видела, но ничего не отвечала.
Мужской голос. И это не друга голос был. Не родного человека. Этому про внедрение лучше не врать. А что врать тогда?