– Вот копии допросных листов, генерал, – на стол легли написанные пусть и не самым лучшим почерком, но ценные сведения, полученные от обоих «подземщиков». На этом листе список членов ричмондской «станции». Список тех, кого знали эти двое. Их больше, около двух десятков, но известны имена лишь девятерых. – Дайте помощников из местных, и мы готовы действовать.
– Я так и вовсе в этом уверен. Солдат, выйди. И сержанта О’Рурка сюда.
– И кто ж тебе поверит-то? Аболиционисту, активному участнику «подземки», этой запрещённой организации… К тому же после того, как твой дружок Барни подпишет, а то и собственноручно напишет во всех подробностях о событиях сегодняшнего дня. То напишет, что ему скажут. Он ведь жить хочет. По глазам вижу, что хочет. Да и ты, неизвестный мне по имени аболиционист, я думаю, тоже хочешь хотя бы помереть не очень болезненно.
Полк северян, нещадно расстреливаемый не только нами, но и семнадцатым Виргинским, чувствовал себя… Хреново чувствовал, это было очевидно. К тому же Лонгстрит, видя обстановку, сделал сильный ход. Со стороны одиннадцатого Виргинского, занявшего позиции левее, а также со стороны пятого Северокаролинского, что располагался правее, выдвинулось до двух рот. Подкрепления, однако, пусть и временные. Они должны были окончательно укрепить наши боевые порядки, сделав присутствие второго полка северян не столь значимым.
– Отступление разрешаю. Реквизируйте паровозы и лошадей, если вам это необходимо.
– Да. Чую я, что это далеко не конец. Два полка куда неприятнее, чем один. И артиллерия еще эта!