– Что вам угодно? – прошептал отец Федор.
И они ушли. Мало кто уходил из аукционного зала с таким горьким чувством. Первым шел Воробьянинов. Согнув прямые костистые плечи, в укоротившемся пиджачке и глупых баронских сапогах, он шел, как журавль, чувствуя за собой теплый дружественный взгляд великого комбинатора.
– Принес деньги я, – сказал отец Федор, – уступили бы малость.
Ипполит Матвеевич, сознававший все свое ничтожество, стоял понурясь.
– От Хины Члек? – закричали присутствующие в один голос.
– Нет-с, простите, повреждения я получил на работе-с!