— Мам, — Марина тронула ее за руку, — спасибо, кстати, за жеребенка. Она такая красавица!
Кембритч обернулся, как-то невнятно булькнул, и Тандаджи оттеснил его от трибуны.
Странное это было действо — когда к Ангелине, державшей в руках плоский черный камень с небольшой иголочкой посередине подходили один за другим солдаты и офицеры, отдавали кровь, шипящую на холодном камне, как на раскаленной сковороде, и произносили короткую клятву: «Я клянусь, что верно служу и буду служить королевскому дому Рудлог, и никогда не сделаю ничего им во вред». Это выглядело, будто ей приносят жертву, как какой-то языческой богине.
— Не тараторь, — поморщился Макс, и Мартин странным образом послушался.
Люк вздохнул и повторил рассказ Стрелковского.
А Василина прочно поселилась на кухне, слушала Тамару Дмитриевну, плакала — всегда можно было сказать, что очень уж острый лук попался, подменяла Ангелину при младшей сестренке…и скучала. Капитан приезжал поздно вечером, уезжал рано утром, хотя раньше, как поведала повариха, всегда оставался на неделю в части. Видимо, чтобы они не чувствовали себя брошенными. И они все ему были очень благодарны — без новостей было бы совсем тоскливо.