– Да понимаешь, есть у меня одна мыслишка… – замялся потупившийся тьер Труно. И несколько суетливым движением смахнул со стола со своей стороны несуществующие крошки полотенцем, которое он завсегда таскает в таверне с собой.
И вся их компашка грохнула со смеху. Я же лишь недоуменно нахмурился, будучи не в силах понять, в чем же тут сокрыт подвох.
Когда же мы, обстряпав свои делишки, добрались-таки до «Птички-невелички» и я уже предвкушал, как выдую сейчас с ходу кружку отменного пива, которое, по словам Айвена, подают здесь, все испортил поганец-бес.
– Ну-ну, – протянула усмехнувшаяся Кейтлин. Да тут же уличила меня: – Среди вывезенных из хранилища Ушедших вещей нашел?
– Что? – обернулся Карл. А когда догнал, о чем я толкую, успокаивающе махнул рукой: – А, нет, не надо. К Кейтлин они и близко не подойдут. Она еще пару лет назад максимально доходчиво донесла до одного графа мысль, что не хочет видеть ни его самого, ни его подарков, выставив однажды докучающего ей Клива за дверь. Дверь балкона на четвертом этаже особняка! Ди Браенс, говорят, тогда мало того, что грохнулся неслабо – чудо, что вообще остался жив, а не свернул себе шею, так еще полночи выдирался из зарослей вьющихся туанских роз, в которые угодил! – И коротко хохотнул: – Кейт в гневе, знаешь ли, внушает. И рисковать своей шкурой не хочет никто!
С минуту я, оскалившись, глядел на то, что осталось от беглецов, настигнутых в полушаге от крыла прильнувшей к земле и замершей без движения виверны. А затем взял себя в руки и, мотнув головой, огляделся. Но не увидел больше ни единого врага. Во всяком случае, достойного хоть какого-то внимания. Единственный выживший похититель, валяющийся с распоротым брюхом, вот-вот отойдет, а два крылатых ящера, с упряжью на спинах и толстенными серебряными ошейниками на шеях, не смеют и дохнуть, звериным чутьем ощущая исходящую от меня угрозу.