Сергей попытался сделать это. Как и следовало ожидать, ничего не вышло. Сколько он ни нагонял на себя страх, сколько ни воображал, как по коже бегут мурашки, а на голове шевелятся волосы, воздух перед ним и не думал струиться. То ли здесь и правда не было доступной ему локализации, то ли спекся адреналинщик первого рода – слишком много пережил за последние дни, устал пугаться…
– А почему станция называется Волдыри? – спросила Алена.
– Играть на скрипке еще проще, – съязвила Ева, жестом остановив порывающуюся что-то сказать Алену. – Зажимай пальцами струны и пили смычком. Высморкаться и то сложнее, правда?
Тот заявился с рассветом, настороженный, как ищейка, готовый заметить любую небрежность нового работника и ткнуть в нее носом. Осмотрел бидоны, заглянув в каждый, сосчитал их и сказал: «О!» Заметил изменение режима работы пресса, ковырнул ногтем жмых и снова сказал «О». Обратил внимание на чистоту и сказал «О-о!», уважительно подняв вверх сардельку пальца.
Одним движением сбив Макса с ног, Рафаэль сдернул с плеча двустволку, и оглушительный выстрел просто снес одного из черных с тропинки. Из второго ствола Рафаэль выстрелить не успел.
– Подготовить бронепоезд к взрыву, конечно. И паровоз, и все броневагоны. Снаряды пушечек дохлые, их не хватит, чтобы все тут разнести в металлолом. Считай, на ближайший час работа у нас есть. Потом – вести наблюдение. Не думаю, что пограничное начальство отреагирует до утра, но спать ночью все равно не придется, ты это учти. Могут быть всякие случайности. Кто-нибудь из беглецов очухается, героизм проявит, а нам это надо? Почувствуешь, что глаза слипаются, – скажи мне, дам тонизирующего.