– Заспались что-то деды, – сбил Фандорина с лирического настроения урядник. – Хвастали, что с первым светом за стол садятся, листы писать. А сами всё дрыхнут.
– Нерьзя. – Маса вздохнул. – У нас говорят: срузи князю, которому срузир твой отец. А есё говорят: исчинная вера в верносчи.
– Толкователь п-пророчества (пока назовём этого человека так) был среди нас.
Бледный и торжественный Мороний стоял навытяжку, держа перед собою блюдо, на котором темнела оторванная голова. Будто приветственная депутация с караваем, подумал Фандорин. Только солонки не хватает.
Стремглав я кинулся туда. Это была биллиардная. В первый миг я отметил лишь, что в ней произошло какое-то изменение, но потом сообразил, в чём дело: из трёх окон два были непроницаемы, за ними не просматривалось ничего, даже контуров деревьев. Я хотел подойти ближе, чтобы разъяснить этот непонятный феномен.
– Так я велю послать за Караваджо, – с победительной улыбкой молвила Одинцова Архипу Гиацинтовичу.