Второй, в коляске, поднял очки наверх каски, он держит автомат двумя руками, поэтому мотоциклиста сильно подбрасывает, но он все равно стреляет, из ствола вырывается пламя, гильзы летят вверх, крутятся в полете, одна из них задела щеку стрелка, тот поморщился, снова вскинул автомат, но не выстрелил. И даже недовольную гримасу с лица убрать не успел – у него на груди появилась черная точка.
Достал из кобуры «наган», проверил барабан и скептически поцокал языком. Патроны как патроны. Но, знаете ли, дорогие товарищи, оружие – это такая хрень, что доверять его кому бы то ни было не стоит, особенно во время войны…
– Вы бы с этого начали. Неделю назад, например. Вам было бы куда легче со мной вести диалог, а мне вам поверить. Вы обрисовали мне ситуацию, я вам ни хрена не поверил. Вы попытались меня завербовать, я, кажется, согласился, но ни вы, ни я не можем гарантировать того, что я сделаю в самый ответственный момент. Мы с вами даже не знаем, наступит ли этот момент… Меня могли просто использовать как подопытную мышь. Выживу – не выживу, вы меня пристрелите, к сердцу прижмете, к черту пошлете… Не так?
– Кто бы мог подумать, что бывают такие шустрые лейтенанты, – сказал Сличенко и поморщился. – Ведь упал же, кровь из виска…
Мужик оглянулся на милиционера, шмыгнул носом и утерся рукавом.
Хренушки! Можно спорить на что угодно, но Данила туда не явится. Во всяком случае, не сегодня. И свое предложение Севке он мог сделать и завтра. И послезавтра. И ведь совсем не напрягся, когда Севка попросил время на размышление.