Севка прислушался к своим эмоциям и с легким удивлением понял, что ничего, кроме раздражения, не испытывает. Зачем комиссар и все остальные играют перед ребятами спектакль? Зачем все эти рассказы о путях отхода и графике радиосвязи? Нет, понятно, что иначе группа смертников почувствует неладное, будет оглядываться, задумываться, прежде чем выполнить приказ.
– В конце концов, ждать осталось недолго, – сказал старик. – Как сказал Людовик шестнадцатый своей Марии-Антуанетте…
Первые дни к вечеру Севка валился на кровать, не раздевшись и даже не умывшись. Сил хватало только на то, чтобы снять сапоги. И на то, чтобы не вырубиться за ужином, прямо за столом. Руки тряслись, стакан с чаем приходилось поднимать ко рту двумя руками, чтобы не выронить и не расплескать. Болели мышцы всего тела, на плече, жестоко избитом прикладом винтовки, автомата и пулемета, образовался кровоподтек, правое ухо было заложено от грохота выстрелов.
– Ты его выбрал потому, что он похож на моего сына? – безжизненным голосом спросил комиссар.
Август, сентябрь и почти половина октября прошли для Севки незаметно. У него просто не оставалось времени и сил ни на что, кроме тренировок, занятий, снова занятий и тренировок с коротким перерывом на ночное забытье, которое и сном-то назвать было трудно.
А студент Залесский действительно подвергся хулиганскому нападению.