— Упаси Боже! — с чувством отказался Мозг. — Сегодня ты мне уже помог. Просто слов нет, как помог…
— Зачем тебе столько тряпок? — толстяк недоуменно оглядел гору вещей, приготовленную Аллой. — На одну седмицу всего едем.
Доказать девушке, что пользоваться добротой окружающих нельзя, Мозг так и не сумел. Почему сейчас и мучался. Кроме того, отношения с местной епархией у боевого монаха предсказуемо не сложились. Причем себя Мозг виноватым не считал — грешил на старые счеты. Во время Никоновского раскола Заволочьский и другие скиты подчинились решению патриарха, приняли троеперстие, но в гонениях на староверов не участвовали и даже помогали беглецам деньгами. С тех пор между церковными иерархами и святыми воителями пролегла довольно глубокая трещина, постепенно начавшая исчезать только в советское время. Тем не менее, до окончательного сближения было далеко, и холодок между видимой и сокрытой ветвями русского православия сохранялся. Сейчас епископ требовал от отца Николая отчета о деятельности, писать которые совершенно не хотелось, ибо придраться всегда есть к чему.
— Понятно, — кивнула Алла. Она мгновенно вспомнила выросшие возле флигелька гигантские лопухи и квадратную морковку, стоившую ей уволившегося садовника. — Вы упомянули о каком-то обряде?
— Здрава буди, княжна. Извиняй, коли потревожили чем.
Один из умельцев находить дырки в чужих оборонах и приносить вести тем, кому эти вести даром не нужны, сейчас сидел на заборе и демонстративно не обращал внимания на точащего когти кота. Ворон был красивым, крупным, с иссиня черным блестящим пером. Личный посланец главы одной из сильнейших семей рода, его глашатай и — в исключительных случаях — палач. При появлении Шурика он захлопал крыльями и слегка переступил с ноги на ногу, но ограду не пересек, выказывая тем самым определенное уважение к хозяйке дома. Впрочем, если бы он действительно хорошо к ней относился, то о появлении предупредил бы загодя. И не приветствовал бы издевательским карканьем.