– Иди, поцелуй отца, а потом умойся. Не забудь почистить зубы.
– Когда громко, могу, – наконец сказал он. – Как миссис Брэнт про штаны. Или, как когда мы с мамой один раз пошли в большой магазин покупать мне ботинки, и там один большой парень смотрел на приемники и думал взять один, а покупать не хотел. Потом он подумал: «а что, если поймают?» А потом: «но мне так хочется такой приемник». Потом он опять подумал, вдруг его поймают, ему от этого стало плохо, и мне тоже. Мама разговаривала с человеком, который продает ботинки, так что я пошел к тому парню и сказал: «Парень, не бери это радио. Уходи». И он правда испугался. И быстро ушел.
Джек резко оглянулся, чтобы посмотреть на собаку. Ее широко раскрытая пасть зияла на середине тропинки, прямо за львами. Прежде это был всего лишь куст, подстриженный так, чтобы походить на собаку – нечто, теряющее все отличительные черты, если подойти поближе. Но теперь Джек понял, что куст подстрижен под немецкую овчарку, а овчарки бывают злобными. Овчарку можно натаскать убивать людей.
– По-моему, ты мой муж, – тихо сказала она и посмотрела себе на руки.
Но на этот раз получилось гораздо громче. Тогда мальчик просто играл с ним. Здесь же была паника в чистом виде, каждое слово вопило в голове у Холлоранна.
– Нет, Венди, – отозвался Джек. – То. Наверное, где-то внутри мне действительно хотелось поступить с ним именно так. Или сделать что-нибудь похуже. – Он опять взглянул на Эдмондса. – Знаете что, доктор? Слово «развод» мы сейчас упомянули в первый раз. Алкоголизм тоже. И избиение ребенка. За пять минут – три первых раза.