– Ну, так вот что, – объявил Джек. – Налей-ка мне ровно двадцать мартини. Ровно двадцать, так вот, казанг. По одному за каждый месяц, что я был в завязке, и стаканчик для кайфа. Можешь это сделать, а? Ты не слишком занят?
Еще один тихий звук. Взглянув на львов, Джек невольно сделал шаг назад. Справа от него один лев, похоже, немножко обогнал прочих. Он пригнул голову. Одна лапа почти касалась низкой изгороди. Боже милостивый, а дальше-то что?
– Я уже пробовал, – медленно произнес Дэнни. – Сегодня утром.
Стулья, растопырив ножки, покоились вверх дном на столах, закрытых от пыли кусками пластика. Красный с золотым узором ковер вернулся на танцевальную площадку, защищая полированный паркет. Эстрада пустовала, если не считать отсоединенной микрофонной стойки и пыльной гитары без струн, прислоненной к стене. Из высоких окон вяло падал холодный утренний свет – зимний свет.
В каждом крупном отеле имеется свое привидение. Почему? Черт, люди приезжают и уезжают…
Шланг не шелохнулся. Он лежал, как лежал, один виток отмотался с рамы, на полу коридора – латунный наконечник, наконечник, равнодушно отвернутый от него. «Видишь, глупый? – укорил он себя. – Все это ты выдумал, бояка. Это все твое воображение. Бояка, бояка».