– Блин-компот, да это лестница! – разглядел Сварог.
– Вот сними и дай мне. Назад получишь. И еще одну такую же.
– Ну, ну, герр Мюллер, старый лис, – Сварог покачал головой. – А отчего-то я нисколечки не удивлен, представьте.
И тут что-то изменилось в окружающей обстановке. Сдвинулось что-то незаметно, провернулось – и Сварог вдруг понял, всей кожей ощутил, что его только что заметили. И что на него смотрят. Со всех сторон. Смотрели на него серая равнина и серое небо. Без злобы, без особого интереса. Он чувствовал себя вскрытой на лабораторном столе лягушкой под усталым взглядом исследователя, который таких лягушек препарирует по сотне на неделе.
Сварог втопил левую педаль (правая, как у велосипеда, тут же пошла вверх) и толкнул от себя ручку циклического газа; вертолет развернулся вокруг вертикальной оси и, постепенно набирая скорость, наклонив тупой нос к земле, как идущая по следу борзая, устремился в сторону города.
«Прикоснись к цветку», – говорит священнослужитель. Ольшанский аккуратненько так, пальчиком дотрагивается до лотоса. И вдруг чувствует… обжигающий удар. Некая огненная струя проносится по кроветокам, по позвоночнику, затылок сотрясает, как от удара кувалдой изнутри черепной коробки, в глазах вспыхивают круги. «Что с тобой?!» – закричал, вскочив со своего места, бурят в желтой одежде. Вот те, думает Ольшанский, и хваленая буддистская невозмутимость…