– Правильно. А может, ты знаешь и чем третья группа занимается? – Он недоверчиво смотрит на меня.
Для всех моих друзей, коллег, начальников и подчиненных с этого момента я перестал существовать. Пункт первый документа, который я подписал, запрещал мне любые контакты со всеми людьми, которых я знал в прошлом.
И только на губах старшего в команде телохранителей играет чуть брезгливая улыбка. Чуть заметно его губы кривятся. Меня эта ухмылка не обманет; он не охраняет товарища Шелепина от врагов народа, он следит за тем, чтобы товарищ Шелепин – вождь самого сознательного революционного класса – не ударился в бега. Если товарищ Шелепин побежит, начальник охраны воспользуется пистолетом. Да в затылок! Между ушей! Чтоб не убежал товарищ Шелепин очень далеко. И товарищ Шелепин – заходящая звезда первой величины – знает, что начальник охраны не телохранитель, а конвоир. Знает Шелепин, что дана начальнику охраны соответствующая инструкция. И я это знаю.
Они сидели долго. Они о чем-то спорили. Они приняли решение. Они изменили тактику. Они изменили системы связи, способы локализации провалов, проверок и вербовок. Каждый делал это якобы по собственной инициативе, не докладывая в ГРУ о тайном сговоре. Да связи тогда и не было.
Подслушать то, что говорят в командирском кабинете, невозможно. Даже теоретически. Но если в дополнение ко всем системам защиты он приказывает еще воспользоваться и переговорным устройством, то, значит, речь пойдет о чем-то совсем интересном.
– Чего тебе? – я не отрываюсь от тетради.