Чувствовал он, что она его разглядывает, и самому страсть хотелось на неё вблизи посмотреть, но боялся – и без посмотрелок то в жар, то в холод кидало.
Три рубля ему за здорово живёшь Скорик, конечно, не дал и на вопросы отвечал туманно, однако из пройдошистого Жоржа, кажется, можно было извлечь пользу.
– Дальше ему деться некуда! – послышался задыхающийся Прохин голос. – Тут он, гнида! Я по правой стеночке пойду, а вы по левой. Щас сыщем, в лучшем виде!
Утомившись учиться светскому обхождению, снова рассматривал обновы. Сюртучок верблюжьего камлота (девятнадцать девяносто), две жилеточки белого и серого пике (червонец пара), панталоны в черно-серую полоску (пятнадцать), брюки на штрипках (девять девяносто), штиблеты с пуговками (двенадцать) и ещё одни, лаковые (отвалил за них двадцать пять, но зато заглядение). Ещё зеркальце на серебряной ручке, помада в золочёной баночке – кок смазывать, чтоб не вис. Дольше всего любовался перламутровым перочинным ножиком. Восемь лезвий, шило, даже зубная ковырялка И ногтечистка!
– Ты валет? К Князю веди, говорить хочу. Я – Казбек.
– Вот и дай ей, за утружение. А мне твои подарки ни к чему. Не этим ты мне дорог.