Только не довелось Самшитову попользоваться Сенькиной щедростью.
– Только и всего? – Сенька подозрительно прищурился.
– Да что ты молчишь-то? – нахмурилась она. – Лицо будто мёртвое. И рубаха разодрана.
Взять, к примеру, самого господина Неймлеса, Эраста Петровича. Вроде не японец, нормальный человек, а повадка не нашенская. Когда у себя в кабинете над чертежами колдует или бумаги пишет, это понятно, но как-то раз Сенька ему через плечо заглянул, полюбопытствовать, что это он там вырисовывает, и ахнул: инженер писал не ручкой, а деревянной кисточкой, какой клей мажут, и выводил не буквы, а некие диковинные закорюки непостижимого вида и значения.
– Ты чего это? – спросил Сенька осипшим голосом.
Сенька не то всхлипнул, не то шмыгнул носом – сам толком не понял – и был немедленно шлёпнут господином Неймлесом по затылку.