Пол, тоже кирпичный, отзывался глухо. Посреди каморы нашлась большая мошна толстой задубевшей кожи, вся ветхая, негодная. Внутри, однако, что-то звякнуло.
– Просе этого, – сказал сенсей, – торько пареная репка.
И по этому его вздыханию дошло вдруг до Сеньки, что ворчать-то Князь ворчит, а Смерти ослушаться робеет, хоть собою и герой. Ободрился Скорик, плечи расправил, стал на фартовых уже и вправду без опаски поглядывать: решайте, мол, сами эту закавыку, а моё дело маленькое. Со Смерти спрос.
– Что стал? – болезненно скривившись, спросил Скорик.
Утро вечера мудрёней. Может, завтра всё не так страшно покажется.
Руки были, будто в кандалах, нипочём из железной петли не вытянуть, сколько ни елозь.