— Я уже говорил, дядя, цех оружейников-латников готов брать уголь, они же взяли у нас первую партию. — Говорил Бруно. — А ещё один купец готов у нас забирать весь уголь по тридцать четыре крейцера.
— Придётся, придётся, — отвечал Волков, рассматривая юношу.
— Вы мне тоже нарвитесь, капитан, и в следующий раз, когда придете, делайте, что должно.
— Не убивайте этого несчастного, Шоуберг, — крикнул неизвестный господин.
— Я же говорил вам, господа, что он пьян, — с презрением сказал поэт и менестрель графа.
Было, нахваливали его, но совсем не так. Этот раз был проникновеннее. Трогал сердце его суровое. Он подумал, что нужно было сюда жену свою взять. Может, стала бы она уважать его больше после того, что тут о нём говорили. Не боли у него шея, так был бы счастлив. Ещё бы, епископ при всей знати графства звал его Дланью Господней. Было от чего возгордиться. Конечно, он не знал, чем всё закончится, может, его убьют горцы, а может, герцог отправит в тюрьму, но ради таких минут стоило идти к реке, стоило драться в тумане на рассвете. Стоило рисковать жизнью.