— Выделяться нельзя, госпожа, — помрачнел книготорговец. — Никак нельзя выделяться.
— Порох! — Роха засмеялся. — Нет, дорогой мой кавалер. За порох тебе придётся платить сполна.
Волков молчал, ничего не говорил, только чуть улыбался, глядя на соседа. И Максимилиан молчал. Стоял за его спиной. И сын соседа молчал, слушал отца почтительно.
— Не прячь глаз, не прячь! — Кричала девушка. — Тот самый, что на площади святого Николая стоит?
Утром он, конечно же, дал согласие, брат Семион проклевал ему всю голову, что нужно брать рыцаря на службу. Причём голова у Волкова болела, а чёртов монах был бодр, здоров и свежевыбрит.
Настроение у него было прекрасным, давно он так не был доволен. Порадоваться победой на реке ему не довелось из-за раны в шее и тревоги, что всё ещё не кончено. А теперь радовался, шлем отдал Увальню, подшлемник стянул, жарко ему было, с открытой головой под дождём ехал.