Но делать было нечего. Пусть ругают, пусть проклинают, главное, что бы слушались и тащили обоз и пушки на север.
— Капитана? — Оживился кавалер. — Вы точно знаете, что капитан их утонул?
— Постылым? Да почти всегда вас так величает. Мужем редко зовёт вас и господином редко, супругом тоже. Обычно постылым и зовёт, — и тут у Бригитт сделались глаза злыми, и злилась она вовсе не на него, — а когда на вас сердится, так зовёт вас хамом.
— Нет, кавалер. — Отвечал Бертье. — Не утянут, боюсь, догонят их чертовы собаки.
— Передай господину, что послал мне это письмо, мою большую благодарность. Пусть тебя покормят, и езжай, ответа не будет.
Пока они разговаривали, солдаты фон Финка и стрелки спрыгивали в овраг, добивали раненых. Никаких пленных. Пусть горцы знают, что и с ними никто церемониться не будет. Заодно солдаты обшаривали карманы мертвецов и раздевали их. Доспех-то, если ты взял его на поле боя и надел на себя, у тебя уже никто не отберёт. Это твоя добыча, которую не будут считать сержанты.