Агнес вернулась домой злая. Ута боялась дышать, помогая ей раздеться. Игнатий спрятался в конюшне, Зельда гремела посудой, стараясь не поворачиваться к девушке, не смотреть на неё.
Элеонора, ещё оборачивалась назад, тянула руку, словно прощалась с Шоубергом, и рыдала ещё громче, видя, как солдаты бесцеремонно вытащили его труп из телеги и вяжут ему на шею верёвку.
Он затолкал жену в опочивальню, она вырваться пыталась, да куда там. Кинул он её на кровать, лицом вниз, что бы едкий запах конюшни, не так терзал нежные ноздри графской дочери.
— Да нет, господин. Если они уже провиант грузят, то уже не собираются, уже воюют. И если овёс грузят, если обоз с собой потянут, то это не в набег идут, решились воевать не на шутку.
— Добрый господин, не хотите ли помочь ротмистру? — Спросил Волков, чуть развернувшись к Увальню.
— Кавалер, если вы меня возьмёте, то для меня это будет тройная честь, я клянусь, что не испугаюсь, будь против меня хоть дюжина горцев.