— Авось, Бог не выдаст, — сказал монах. — Как-нибудь да сложится.
— Как прикажете, господин, — отвечал брат Семион.
— Он подлец и мерзавец, он здоров и при оружии, — твёрдо сказал кавалер, — либо он будет драться, либо я убью его как труса.
Расставила свечи вокруг, зажгла их. Стала к зеркалу, постояла: да, теперь всё хорошо видно. Взяла книгу, раскрыла на том месте, где остановилась. Стала опять читать, читала про себя, лишь губы от волнения шевелились.
— Никому о моей болезни ни слова. — Сказа Волков. — Никто об этом знать не должен.
Значит, только на поединок шута звать. А поединок — дело серьёзное. Только Бог знает, чем может он закончиться. Тем более что Бригитт сама говорила, что шут чёртов в залах фехтовальных пропадает часто с другими придворными, а сам Волков сто лет уже не упражнялся. Да, поединок — вещь серьёзная. Надо всё было обдумать. А Бригитт каждый день спрашивала и спрашивала, словно подгоняла его, словно понукала.