— В доме графа подавали кофе как-то раз, но он никому не понравился, — ответила Бригитт.
— Ну, капитан, потому я и не спокоен, что беден, будь я богат, так вы бы обо мне и не услышали. Вот как разбогатею…
— Ну так… Это от мужской немощи… — Заговорил конюх, говорил явно нехотя и поглядывая при этом на Зельду, что стояла к нему спиной у плиты, — ну… там… когда бабу я хотел… А у меня силы мужской не было… Пока я её…
— Что, пора? — Спросил Волков, беря у монаха зачерствевший кусок хлеба и стакан выдохшегося пива.
— К сожалению, все, что я могу сделать для вас, — он снова протянул Волкову кошелёк, — это вот…
И тут ярость, клокотавшая в нём, полыхавшая словно пламя большого костра вдруг утихла, как будто кто-то залил костёр холодной водой. Он понял, что у него нет выхода, они все знали про порочность его жены, они все считали его посмешищем. Кавалер понял, что его позор никак не смыть иначе, чем кровью.