Когда спохватился, стало страшно. Поднял воротник пиджака, нахлобучил на глаза шляпу-канотье и быстренько-быстренько к Трехсвятскому, откуда до безопасных мест уже рукой подать.
Зашли в горницу, сели на диван, рядышком (это Сеньке тоже показалось добрым знаком).
Отошёл в сторону, сел в кресло и опустил голову на грудь. Через секунду раздался тонкий, жалостный храп.
Или начнёт расхаживать по комнате, пощёлкивая зелёными чётками, и может долго этак фланировать.
У первой же скамейки Эраст Петрович жестом пригласил: присядем.
Тот обернулся, редкие брови удивлённо поползли вверх.