В этот миг раздался стук дверного молотка. Ларионов вздрогнул и нервно рассмеялся.
– Почему жирафы? – сдвинул он брови, не понимая.
Глядя в спины убегающим, Грин впервые ощутил, что лазурного цвета в нем осталось мало, гамму теперь определяет серо-стальной.
В отличие от железнодорожника заика не кричал, однако его спокойный, звучный голос без труда заглушил вой пурги.
Фандорин приподнялся над раненым и увидел, что дело плохо: лицо инженера быстро заливала мертвенная голубизна.
– Разве я когда-нибудь мешала? – надула она губки. – Я буду вести себя тихо-тихо, как мышка. Вы меня не увидите и не услышите. Мы сейчас куда? На квартиру или в гостиницу? Я должна принять ванну и привести себя в порядок. На меня, наверно, смотреть жутко.