Пальцам, все еще прижатым к ее коже, вдруг сделалось горячо. Грин хотел отдернуть их, но не смог. А Игла накрыла его руку своей. От этого прикосновения оба вздрогнули.
– И снова повторю, чтоб вы, болваны, наконец запомнили. При задержании группы политических, особенно если с подозрением на терроризм, действовать Следующим порядком. Первое – ошеломить. Ворваться. С треском, криком, грохотом, чтоб у них поджилки затряслись. Даже храбрый человек от неожиданности цепенеет. Второе – обездвижить. Чтоб каждый задержанный прирос к месту, не мог пальцем шевельнуть, и уж тем более голос подать. Третье – обыскать на предмет оружия. Сделали вы это? А? Тебя, Гуськов, спрашиваю, ты на захвате старший был. – Мыльников остановился перед пожилым филером, у которого из расквашенного носа стекала красная юшка.
– Пожарский, – быстро сказала она. – Пожарский, вице-директор Департамента полиции, а теперь московский обер-полицеймейстер. Не убивай меня, Грин. Ты обещал!
В комнате стало тихо, только тикали часы, да подрагивали стекла под напором буйного февральского ветра. Генерал-губернатор древней столицы, князь Владимир Андреевич Долгорукой, сосредоточенно пожевал морщинистыми губами, подергал себя за длинный крашеный ус и почесал за ухом, отчего каштановый паричок слегка съехал на сторону. Нечасто доводилось Эрасту Петровичу видеть полновластного хозяина первопрестольной в такой потерянности.
– В арестантских ротах искупите, – бесцеремонно перебил его князь и захлопнул дверь перед носом несчастного штабс-ротмистра.
В восемь часов вечера все было готово к операции.